Российское студенческое христианское движение в Эстонии в 1930-х годах

Юность Патриарха тесно связана со знаменитым молодежным движением русской эмиграции

Несколько лет назад эстонский журнал “Мир Православия” опубликовал серию исторических очерков об истории православного молодежного движения в довоенной Прибалтике. Очерки написаны на основе мемуаров участников движения. В России эти материалы известны мало.

Патриарх Алексий, как и его отец — Михаил Ридигер, в детские и юношеские годы был деятельным участником РСХД. В этом выпуске — в дни, когда отмечается 13-я годовщина интронизации Святейшего Патриарха — мы предлагаем их российскому читателю.

Двадцатые-тридцатые годы прошлого века для русской интеллигенции в эмиграции — время очень трудное (и в экономическом, и в психологическом смысле), но и очень важное в плане осознания духовных основ русской культуры.

Прот. Сергий Четвериков писал: “Мировая война и революция произвели глубокое потрясение в русской душе и, в частности, в душах русской молодежи. Молодежь была выброшена из мирного уюта домашней и школьной жизни и поставлена лицом к лицу со всеми ужасами войны и революции. Дорогие связи, дорогие святыни были грубо поруганы и растоптаны. У многих утратилась вера в добро, в высшую правду, в справедливость, в Бога. С этой опустошенной и разбитой душой, иногда с душой озлобленной, а иногда и с открытым неверием молодежь приехала за границу. Но нельзя было оставаться с таким состоянием души. Инстинкт жизни, добра, правды, любви не мог не заговорить снова в душе. Снова появились в молодых сердцах ростки веры и надежды, снова стала крепнуть вера в Бога, в добро. Душа жаждала исцеления и умиротворения. И она, естественно, обратилась к Евангелию, как к тому спасительному источнику, откуда она могла почерпнуть свое духовное возрождение”.

В этот период русские эмигранты, оказавшиеся в Эстонии, ощущали себя между молотом и наковальней: с одной стороны — большевистская Россия, куда путь заказан, а с другой — независимая Эстония, в ландшафте общественной жизни которой место для русского сознания изначально не предусматривалось. Эти тиски, как ни парадоксально это звучит, сослужили хорошую службу для самоопределения нового религиозного сознания и помогли выработать новый взгляд на смысл культуры, исходя из трагического опыта революции. Этот новый взгляд состоял в том, что вся жизнь человека должна быть освящена церковью, а разрыв между светской и духовной культурой должен быть преодолен, поскольку именно он привел к расколу русского ума и, как следствие, к крушению России.

Идея создания Русского студенческого христианского движения (РСХД) была вполне органичной. Как справедливо писал профессор В.В. Зеньковский, “Движение не выдумало, не изобрело эту идею, а получило ее в наследство от всей русской религиозной мысли XIX и ХХ веков”. Само участие в Движении выражало потребность души в осмысленном бытии.

Членами РСХД были в основном молодые люди, хотя среди руководителей хватало людей старшего поколения. Руководители верили в то, что молодежь с новым христианским сознанием понадобится новой России. Деятельность РСХД, таким образом, с самого начала была направлена в будущее.

Движение представляло собой редкий пример единения вокруг Церкви зрелой богословской научной мысли — в лице профессорского состава, энергии юношества — в лице учащейся молодежи и пастырского опыта — в лице духовенства. Это единение было положено в основание Движения на первом съезде в Пшерове в октябре 1923 г. “Пшеров, — писал В.В. Зеньковский, — стал священным знаменем Движения, а не только сладостным воспоминанием, с Пшеровом связана в Движении его чистая и беспредельная преданность Церкви, его безмолвно, но твердо данное обещание отдать свою жизнь на службу Церкви”.

Центр РСХД находился в Париже, возглавляли его известные русские религиозные философы В.В. Зеньковский и Н.А. Бердяев. Духовным руководителем движения стал протоиерей Сергий Четвериков. Позднее к руководству Движением примкнули о. Сергий Булгаков и И.А. Лаговский.

Первый кружок РСХД в Эстонии был основан в Таллине в 1924 г. Вскоре отделения Движения создаются в Тарту, Нарве, Печорах, Валга. Однако официальное рождение РСХД Эстонии состоялось в 1929 г., когда был зарегистрирован его устав как культурно-просветительской организации. Административно РСХД Эстонии было совершенно автономно. Оно управлялось своими выборными органами, а во главе местных кружков стояли ежегодно переизбираемые комитеты.

Деятельность РСХД в Эстонии была очень разнообразной и носила не только религиозный, но и культурно-патриотический характер, способствуя утверждению русского национального самосознания и распространению русской культуры. Нужно сказать, что Движение, будучи неполитической организацией, тем не менее, в силу своего мировоззрения, имело антисоветскую направленность и одной из своих задач считало обличение советской лжи. Добавим также, что по своему духу Движение носило и антифашистский характер.

Важнейшими событиями в деятельности РСХД были съезды. Прибалтика в структуре РСХД занимала особое место, поэтому, помимо общих съездов европейских организаций Движения, отдельно проходили прибалтийские съезды.

Первый Прибалтийский съезд прошел с 1 по 6 августа 1928 г. в Спасо-Преображенской пустыни под Елгавой. Монастырские стены определили характер и всех дальнейших встреч — интеллектуальное паломничество, совмещавшее в себе ежедневное храмовое богослужение, исповедь, причастие и научно-просветительские дебаты. Движенцев из Эстонии на этом съезде возглавлял протоиерей Иоанн Богоявленский.

Второй Прибалтийский съезд проходил с 4 по 11 августа 1929 г. в Псково-Печерском монастыре, который находился тогда на территории Эстонии. В работе съезда приняли участие около 270 движенцев. Среди гостей были такие известные люди, как профессор В.В. Зеньковский, дьякон Л.Н. Липеровский, протоиерей Сергий Четвериков и И.А. Лаговский. Одной из главных фигур съезда стал наместник Псково-Печерского монастыря епископ Иоанн (Булин), который взял на себя духовное окормление движенцев.

Председатель съезда Л.А. Зандер высказал важную, программную мысль Движения: из братства людей, изучающих христианство, РСХД становится братством делающим, созидающим, а потому необходимо осознание ответственности за пополнение Чаши Христовой Веры.

Важной составной частью съезда стали краеведческие доклады и экскурсии по окрестностям монастыря, а также в соседний Изборск, откуда в ясную погоду был виден древний Псков. Сам монастырь, в силу исторических причин оказавшийся как бы частью православной России в Эстонии, занимал особое место в умах движенцев как место, откуда видны и в буквальном, и в духовном смысле прошлое и настоящее. “С этого дня, с видения Святой Руси, — пишет один из участников съезда, — начался “праздник съезда”, великий взлет веры и любви, который... рос и ширился до самого конца съезда; он сломал лед самых холодных душ, сделав верующими неверующих, указал смысл жизни искавшим его и явил нам в своей высшей точке ослепительную истину торжества православия”.

Финалом съезда стали доклад отца Сергия Четверикова “Таинство Евхаристии как средоточие жизни христианина”, исповедь и причастие движенцев.

Важнейший итог работы съезда — идея практического движения по пути христианского делания в конкретной исторической ситуации, в конкретных условиях. Из нее вытекала необходимость развивать идеи движения на местах в форме кружков, что в свою очередь должно было дать толчок не только к духовному, но и общекультурному развитию молодежи, а также к формированию осмысленной педагогической деятельности.

Третий съезд РСХД в Прибалтике вновь проходил в Эстонии — в Пюхтицком монастыре — с 24 по 30 июля 1930 г. Среди участников были делегаты из Эстонии, Латвии, Литвы, Финляндии, Чехии и Франции — общим числом около 270 человек. Съезд состоял из двух частей: деловой и общей. В ходе деловой части отмечалось, что Движение ширится и растет, оно находит отзвук в душах молодых людей, востребовано современным русским сознанием, но вместе с тем Движение развивается и действует не ради самого Движения, а ради Христа. В этом тезисе подчеркивалась важная особенность Движения: оно не клуб, не форма досуга молодых людей, не развлечение, а выражение христианской жизни.

Тон общей части съезда задал В.В. Зеньковский: “Мир должен найти свою правду в Церкви. И этот проснувшийся мир, нашедший свою правду в Церкви, должен быть нашей “землей обетованной”, нашим идеалом, конечной целью наших стремлений. И к ней мы обязаны стремиться, бесстрашно делая свое дело”.

Спектр тем для обсуждения и дискуссий был необычайно широк: “Тело как храм Божий”, “Трагедия современной культуры”, “О духовных основах народности и опасностях национализма”, “О положении Церкви в СССР”, “О путях русской молодежи”, “О многообразии жизненных путей русских святых”, “О православии, его друзьях и врагах”, “О религиозно-педагогической деятельности”, “О браке”.

Сразу после окончания съезда в Пюхтицах по почину Нарвского епархиального управления прошел съезд православного духовенства Эстонской Церкви из Таллина и Принаровья, а 25 августа в Печерском монастыре — аналогичный съезд для духовенства Печорского края. На съездах с докладами выступили В.В. Зеньковский, И.А. Лаговский и о. Сергий Четвериков.

Четвертый Прибалтийский съезд, в котором принимали участие движенцы из Эстонии, прошел с 6 по 12 июля 1931 г. в Латвии, в старинном имении Вощининых “Лоберж”, недалеко от Резекне, а пятый вновь собрал движенцев в монастырской ограде Пюхтиц. В конце июля 1932 г. сюда съехалось 160 человек — меньше, чем в прежние годы, но на то были свои причины: экономический кризис и правительственные препоны. Разрешение от властей на проведение съезда было выдано при условии, что съезд пройдет в течение семи дней (вместо десяти планировавшихся), однако визы для участия в съезде секретарей РСХД из Парижа были выданы всего лишь на пять дней.

Общая тема пятого съезда — “Смысл жизни”. Протоиерей Сергий Четвериков в статье “После съезда” писал: “Людям трудно понять, что религиозная жизнь сама по себе, а особенно жизнь христианская, православная, может быть ценностью, бесконечно превышающей все другие ценности государственной и общественной жизни”. Таким образом, на съезде утверждалась самоценность духовно-религиозной жизни, ее свобода и необусловленность факторами мирского бытия.